Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]
Много веков назад, когда еще солнце могло спалить все, что было на земле; когда погреться можно было даже от растения, положив его в огонь, — в те далекие времена олюди, жившие повсеместно, безраздельно правили всеми землями. Не было ни доувенов, ни грирников, не было саараров, не было большинства тех рас олюдей, которые наличествуют сегодня. О тех первых Ярчайших олюдях говорили как о богах. Их приравнивали к Многоликому богу и ставили даже выше зверобогов. Говорят, они могли все: призывать огонь и лед, воду и песок, ураган и знойную тишь. Они уподобились богам и возгордились этим. Ярчайшие пошли против богов и за это были изведены под корень. Их земли были иссушены богами, а на местах благоухания былой растительности выросли теперешнее Чернолесье, Глухолесье, разлили свои ядовитые воды Сизые болота.
В тот день родился Зверобог. Земля раскололась, не в силах держать его внутри себя и там, где нынче виден этот раскол — Утроба Зверобога, не растет даже Чернолесье, а там, где он уснул в первый день своего рождения и изрыгнул из себя кровь земли-кормилицы — там появилось Мертвое озеро.
С тех самых пор не знает земля огня. Все, что родит она не горит привычным всем огнем.
Те из Ярчайших, которые сумели выжить, спустились в неведомые до того гроты Заскалья, что у Немой реки и отыскали там рочиропсы — кристаллы, способные согревать. Кристаллы в гротах были настолько большими, что не нашлось в мире ни одного механизма, ни одного животного, ни даже целого стада, которое могло бы их вытащить на поверхность. Потому их приходится крошить, что занимает всегда очень много времени.
С тех самых пор Заскалье у Немой реки охраняется Ярчайшими и их слугами — Белыми колдунами. Нет никому прохода в их владения, и всякий кто войдет туда без проса, лишается и зрения, и слуха, и становится беспомощным как дитя.
Потомки белых колдунов — доувены — с тем самых пор считаются умнейшими из умных. Их города ни один людомар никогда не назвал бы смердящими ямами, ибо по слухам там было так светло и чисто, как не бывает чисто даже в постели наибогатейшего купца из любого города любой расы в любой точке земли.
В то время, как доувены купались в тепле, остальные расы, появившиеся на землях Чернолесья и Загорья тряслись от холода. Прознав про это, некоторые из доувенов предали свою расу, похитили немало рочиропсов и бежали с ними в Чернолесье.
За это Ярчайшие и белые колдуны прокляли их, напустив на головы предателей черную бахрому или чернявицу — болезнь, страшнее которой нет на свете. Плоть бежавших каждый день гнила на половину ногтя и облезала со скелета черной бахромой.
Доувены, принесшие другим расам Чернолесья тепло и свет в ночи, с тех пор называются черными колдунами или чернецами. За годы они научились заговаривать проклятье и их тела гниют на дню лишь на одну сотую ногтя младенца.
Чернецы нашли иные кристаллы, которые дают тепло. Хотя все их называют рочиропсы, но бывают они не только фиолетовыми или сиреневыми, но и синими, голубыми и даже зелеными, желтыми и оранжевыми — эти самые плохие по теплоотдаче. Чернолесские кристаллы не идут ни в какое сравнение с загорскими по жару, но все же могут согреть.
Людомары обладали первыми кристаллами — сиреневыми и фиолетовыми, ибо охотников было очень мало, и жили они так долго, как живут четыре поколения пасмасов — самых простых из всех олюдей.
Людомар с трудом вывел себя из оцепенения и поднялся. Нужно собираться в дорогу.
****Путь к донаду Светлого предстоял неблизкий. Людомары не любили друг друга и предпочитали жить как можно дальше один от другого. Часто между их жилищами было не менее двадцати дней пешего пути.
Ни один охотник не считал такие расстояния слишком большими. Их громадность скрадывало Чернолесье, раскинувшееся от большой воды до большой воды. Никто не знал, сколько дней пешего пути нужно потратить, чтобы пересечь Чернолесье. Никому не приходило в голову поделить территории на феоды или королевства. Лесные охотники просто внутренним чутьем осязали присутствие друг друга и уходили как можно дальше в сторону.
Отец как-то рассказывал людомару, что некто из дремсов много зим назад заявлялся к людомару Светлому и пытался выспросить мнение высоких охотников на сей счет, но из этого ничего не вышло.
Как бы то ни было, но людомары ни тогда, ни сейчас не задумывались над такими вещами, как территории, богатство, власть. Их жизнь была, с одной стороны, слишком тяжела, а с другой насыщена и привычна, чтобы думать еще и на такие отвлеченные темы.
Природа хорошо подготовила людомаров к жизни в лесу, поэтому они не роптали на сложности. Никто из них не знал, что такое лениться, болеть. Их кости и сухожилия были достаточно крепки, чтобы выдерживать удары и падения, а тело быстро избавлялось от паразитов и ран о клыков лесного зверья.
Это были свободолюбивые себе на уме обитатели темных лесных чащ, единственным жизненным маяком которых было не входить ни с кем ни в какие формы сношений, не путаться ни у кого под ногами, всячески не допускать, чтобы кто-то путался у них под ногами, и, наконец, жить в согласии с собой и Владыкой Чернолесья. Присутствие лесобога они видели на каждом шагу и привыкли подчиняться его едва уловимым повелениям.
Людомар доел хорошо прожаренного уфана, тщательно вытерся и поднялся на ноги.
— Повернись, я оботру тебя, — сказала людомара, и принялась скрупулезно исследовать тело своего друга на предмет насекомых, гнид и другого зверья.
Людомары были чрезвычайно чистоплотны. В отличие от дремсов они старались оставаться незаметными даже на уровне запахов. Подобно кошкам людомары вычищали себя и умащивали тела различными травяными настойками только лишь для того, чтобы их присутствие оставалось тайным. Чернолесье не терпело разгильдяйства, и если дремсы защищались от лесных хищников своей многочисленностью, то людомары могли расчитывать только на себя.
Людомара натирала охотника экстрактами йордона — древовидного безлистного растения произраставшего на границе Чернолесья и Редколесья. Именно туда намеревался идти людомар для встречи со Светлым.
— Таакол, принеси клибо.
Олюдь-медвежонок с криком "тике" неуклюже помчался прочь и через некоторое время вернулся с большим ворохом травы.
Мало, кто с первого взгляда понимает, насколько сильную защиту нашли для себя людомары в симбиозе с вьюном, имя которому клибо. Вьюны клибо произрастали давным давно в Редколесье. Они были плотоядны за что повсеместно подвергались изничтожению со стороны олюдей. И только высокие охотники сумели приспособить этих хищников для своей пользы (недаром именно их, а не дремсов называли "дети Чернолесья").
При хорошем питании вьюны достигали длины многих сотен шагов и толщины с ногу взрослого мужчины. Людомары сумели вывести вид клибо, который не достигал той силы, которая позволяли его диким собратьям передавливать сидока вместе с лошадью в кровавую жижу. Мощные липучки, намертво прикреплявшиеся к жертве можно было снять только лишь отрубив лиану.
Таакол осторожно положил кучу вьюна перед ногами людомара и снова скрылся из глаз. Через мгновенье он, впрочем, вернулся, неся под мышкой кожаный сверток, похожий на бревно.
Охотник, убедившись, что людомара покончила с его обтиранием, взял кожаное бревно и осторожно приторочил его к своему племенному заплечному мешочку. Потом он подошел к вороху вьюна и разделил его на две части: одну из них образовывал овальный плетеный щит, сделанный из тонких прутьев твердокаменного дерева сплошь увитых вьюном, а вторая часть свисала безвольно к его ногам.
Людомар быстро отыскал корни вьюна, очистил их от кусочков мяса и поднес к кожаному бревну. Вытащив нож, охотник разрезал бревно поперек и из-под кожи вылезло свежее мясо уфана, куда он погрузил корни вьюна.
Неожиданно, растение преобразилось. Его лианы в мгновение окрепли и даже зашевелились.
— Таакол, принеси ему еще два куска. Наш ждет долгий путь, — сказал охотник.
Подождав пока вьюн упьется свежей кровью и плотью, людомар водрузил на себя лианы растения, распределил их так, чтобы они равномерно скрывали его торс и часть ног.
Липучки растения тут же впились в его одежду. Улыбнувшись, охотник быстро провел ножом по одной лиане и весь его костюм вдруг сразу ощетинился мелкими иголочками и небольшими треугольными листочками.
Сам костюм соединялся со щитом одной единственной довольно толстой лианой, которая обвила прутья твердокаменного дерева и в точности повторила все те же движения, что и сам костюм.
Забросив мешок за спину и прикрыв ее щитом, людомар повернулся к подбежавшему тааколу. Тот подал ему еще два кожаных бревнышка и несколько маленьких плетенных коробочек. В одной из них кто-то недовольно копошился, в другой — предупреждающе жужжал. Коробочки заняли место на груди охотника, прилипнув к лианам.
